Калнур Ормушев: «Мы побуждаем современников обращаться за советом к Мустаю»
Общественность Кыргызстана намерена увековечить имя Мустая Карима, назвав его именем природный объект. Среди инициаторов этого процесса - политик, учёный и государственный деятель КР Калнур Ормушев.
О способе увековечения имени Мустая Карима, о «Великой пятёрке» классиков отечественной литературы, о том, как и зачем нужно заботиться об общей нашей культуре - в беседе с советником ректора Кыргызского национального университета Калнуром Ормушевым.
Калнур Келдибекович - известный в Кыргызстане политик, учёный, государственный и общественный деятель, в трудовой биографии которого - служение народу Кыргызстана в течение десятилетий на важных государственных постах. Его шеф - Канат Садыков, ректор КНУ, входит в оргкомитет по празднованию 100-летия Мустая Карима. Разговор происходит по дороге в урочище Белен-теке ущелья Ак-Суу, в Московском районе Чуйской области Кыргызстана.
– Калнур Келдибекович, как воспринимают в Кыргызстане Мустая Карима и других литераторов плеяды наших общих писателей, классиков советской, отечественной, российской литературы?
– Я благодарю за очень важное слово «плеяда». Слава Богу, мы с вами еще живы и живо поколение, которое было воспитано той самой плеядой деятелей литературы, искусства, не побоюсь даже этого слова, - политиков, общественных деятелей, которые воспитали нашу историческую общность, советский народ, который еще не вымер, разбежавшись по своим национальным квартирам.
Мы в Кыргызстане воспринимаем Мустая, прежде всего, как выдающегося российского и башкирского литератора, поэта, как фронтовика, как деятеля той самой культуры, которая формировала духовность нашего народа. И прежде всего, как члена, как мы здесь называем, «могучей пятерки»...
– Кто туда входит?
– Мой великий соотечественник Чингиз Айтматов. Аварец, дагестанец Расул Гамзатов, балкарец Кайсын Кулиев, калмык Давид Кугультинов. И, конечно, Мустай Карим, столетие которого готовится встретить прогрессивная культурная общественность на международном уровне…
– Как я понимаю, в Кыргызстане тоже?
– В Кыргызстане тоже. То, что я с вами беседую, – это живое доказательство того, что я не голословен. Здесь, в Кыргызстане, нами, представителями киргизской общественности, - и не только литературно-культурной, а в принципе, широкой общественности - выдвинута идея одну из гор в Киргизии назвать именем Народного поэта Башкортостана Мустая Карима. Вот в Киргизии есть пик Ленина, пик Владимира Путина, пик Победы… Это пики, они очень высокие, они доступны только специально подготовленным людям, либо весьма богатым, у которых есть вертолеты. А мы тут просили бы наше киргизское руководство, которое уполномочено давать наименования, дать имя Мустая горе, более доступной, которую могли бы посещать широкие массы: и молодые, и пожилые, и писатели, и студенты. Дать имя Мустая Карима одной из вершин Киргизии, невысоких, в зоне доступности, а не где-то далеко-далеко, вне пределов досягаемости…
– … чтобы это могло быть туристическим, культурным объектом…
– Да, что туристическим, культурным объектом. Местом «паломничества» тех, кто озабочен проблемой духовности, тех, кто любит литературу и искусство, тех, кто любит Мустая и поэзию. И я надеюсь, что эта инициатива не закончится, не завершится на имени Мустая, а может быть, и имена других поэтов, писателей…
В долине Ак-Суу, Чуйская область, Московский район. Фото: Шамиль Валеев
– ...всей «Великой пятерки…»
– Как минимум, пятерки. Но я не возражаю, если каждая вершина Киргизии будет носить имя какого-то выдающегося человека, международного, планетарного масштаба. Вот примерно такие идеи породили данную инициативу.
– Как можно описать взаимоотношения Чингиза Айтматова и Мустая Карима?
Чингиз Айтматов, Мустай Карим, Расул Гамзатов в редакции газеты «Известия» (1970-е годы). Фото из семейного архива Каримовых
– Да, мы знаем, что по-человечески и профессионально они дружили, общались, поддерживали друг друга и посещали друг друга. И в праздники, и в будни. Общались в Уфе и в Бишкеке, в Москве и в других местах. Хорошо известно, что эта пятерка поддерживала друг друга и творчески, и политически, на сессиях Верховного Совета СССР - они депутатами Верховного Совета СССР бывали. На литературных своих съездах общались. Но самое важное не то, что «Великая пятерка» была дружна между собой. Здесь, прежде всего, имеет значение то, что вот эти национальные поэты: башкирский, киргизский, калмыцкий, дагестанский, балкарский – поднялись выше своей национальной квартиры и поднимали межнациональные, международные, глобальные проблемы. И они решали глобальные проблемы человечества, общенародные проблемы. Вот это в них ценно. И мы хотели этой инициативой дать какой-то посыл, сигнал другим: и в России, и в других странах. Деятелям культуры, литераторам, писателям, режиссерам.
«Мустай Карим останется заветным ликом башкир... И все больше вглядываюсь я в заветную фотографию, дорогую, памятную, висящую у меня в рамке под стеклом, где мы втроем — Мустай Карим, Расул Гамзатов и я... Да, уходим вслед зa нашим 20 веком, как улетающие птицы... Остаюсь пока один... Прощай, великий сын башкирских собратьев — Мустай Карим. Преклоняюсь и плачу!»,
- Чингиз Айтматов на смерть Мустая Карима (сентябрь, 2005)
Вот сейчас у вас там, в России, идет дискуссия вокруг фильма режиссера Учителя («Матильда» - фильм реж.А.Учителя – прим.) - чего только не услышишь в этой дискуссии. В этой связи мы считаем, что будут жить в веках и в сердцах людей, как в пространстве, так и во времени, только имена тех, кто поднимал общенародные проблемы, а не местечковые. А местечковые, может быть, будут национал-патриоты поднимать, но в широком масштабе они не получат ни любви, ни памяти. И вот здесь как раз будет реализован тот жестокий принцип: «кому бесславие, а кому – бессмертие!» (цитата из песни из к/ф «Семнадцать мгновений весны») Именно этим «Великая пятерка» нам ценна. Мы любим творчество и Кайсына Кулиева, и Давида Кугультинова, и Расула Гамзатова, и Мустая Карима, и Чингиза Айтматова прежде всего за то, что они поднимали общечеловеческие проблемы и, тем самым, они поднимали значение, роль, авторитет своей нации. Ведь благодаря Чингизу Айтматову знают киргизов во многих уголках планеты. Благодаря Мустаю знают что-то про Башкортостан. Вот это и важно в значении патриотизма.
– Жизнь после Чингиза Айтматова в Кыргызстане. Всегда непросто, когда ушел лидер, к которому можно внутренним голосом обращаться, духовный лидер, с кем можно посоветоваться. Каково сейчас отношение к нему, как живется без него?
– Какой вопрос… Такую фразу - жизнь после Чингиза - я слышу впервые. Но я думаю, её должен запомнить. Наверное, духовную жизнь Киргизии, а духовная жизнь, как любил говорить Айтматов – это предтеча жизни, мы можем разделить на жизнь в современном Кыргызстане при Чингизе Айтматова и на жизнь после Чингиза Айтматова. Единственное, я бы разделил и ставил вехой бы не 2008 год, когда он ушел, а когда прекратилась его активная творческая деятельность, когда прекратилась гора его шедевров.
Мемориальный комплекс «Ата-Бейит», могила Ч.Т.Айтматова. Фото: Шамиль Валеев
– И что происходит после его ухода - ведь замены нашим духовным авторитетам так и не нашлось?
– Ушел духовный лидер, ушел духовный отец нации. Пока он был жив, мы могли услышать его советы, его мнения о тех или иных общественно-политических процессах. Но это относится полностью и к Мустаю. Это, наверное, полностью относится к Гамзатову, и, наверно, к Кулиеву и к Кугультинову. Мы не можем сейчас узнать их мнение, их советы. Также, как ребенок стесняется, оглядывается на позицию и на мнение отца и, совершая тот или иной поступок, думает, получит он одобрение или осуждение своего родителя, точно также сегодня нет духовного лидера. И планка нравственности, причем и в политике, и в бизнесе, и в общественной жизни, опускается. Киргизы, мы, Кыргызстан, лишены духовного патриарха, которого мы бы стеснялись, осуждения которого мы бы боялись. Мне кажется, общественная жизнь современности, в целом, лишена таких вот фундаментальных, основательных личностей, которые бы определяли эти предметы.
– В то же время, увековечивая их память, доступными нам способами, обращаясь внутренним голосом, взором к их гуманистическим идеалам, которые они в своей литературе до нас доводили, мы, наверно, становимся лучше…
Чабан. Фото: Шамиль Валеев
– Наверное, да. Увековечивая память, мы вынуждаем, именно вынуждаем, побуждаем нынешнее и последующее поколения обращаться к их творчеству, а значит, к их мыслям, а значит, к их заветам. В нашем театре до сих пор ставили »В ночь лунного затмения». Это был весьма, весьма популярный спектакль…
– Он на каком языке?
– На киргизском и на русском. Оба театра наших ставили. Сейчас – нет. Но я недавно разговаривал с руководством, они мне сказали: мы постараемся восстановить к столетию. И не только этот, может быть, и иные.
– С чем мы по-вашему должны остаться после 100-летия Мустая, с каким импульсом?
– Я полагаю, что это обращение, это посыл, к нынешним деятелям литературы и искусства, которые должны работать не только за гонорары, а за то, чтобы их именем назвали, если не город, то хотя бы пароход, улицу, гору или нечто иное. Чтобы писатели, режиссеры и иные деятели культуры, которые сегодня сетуют, что нет денег, вспоминали, что поколение Мустая жило в более трудных условиях, фронтовых условиях, и творило произведения, мягко говоря, не хуже, чем сегодня производит наша творческая интеллигенция.
Ледниковая река Ак-Суу. Видео: Шамиль Валеев
– Мы сталкиваемся в этот момент с большой проблемой: культура чтения, по крайней мере, бумажных книг, уходит под давлением интернета, гаджетов и быстрых, сильных эмоций, которые, рынок нам, поставщикам контента диктует сейчас. Как же возродить интерес к чтению. Или, может быть, я ошибаюсь: на самом деле, молодые люди читают, как прежде, просто читают на более удобных носителях?
– Я думаю, вы отчасти правы в завершающей части своего вопроса. Читать не перестали. Просто читают не на бумажных носителях, а на гаджетах, смартфонах, электронных книгах, может быть, на ноутбуках. Читают. Другой вопрос, что современное поколение читает преимущественно не романы в гаджетах, а сообщения, твиты, смски. Причина и в темпе жизни, и в том, что сейчас нет таких глубоких творений. Потому что я вижу сейчас: то поколение, которое по каким-то причинам было вынуждено прочитать нечто вечное, нечто важное, оно не разочаровывается, и потом возникает интерес к этому писателю. Поэтому если мы хотим сохранить духовность, а не поп-культуру, надо как раз вспоминать и увековечивать таких корифеев, как Мустай.
– У меня крамольная мысль закрадывается. Может, у нас представление о том, что все только и делали, что читали классиков, - это тоже часть советской пропаганды, и раньше народ тоже в основном читал детективы?
– Не думаю, что крамола. Это правда. Мы читали и любили детективы. Но в тоже время мы же с вами читали и Мустая, и Айтматова, и Шолохова, и Диккенса, и Лондона, понимаете? Мы читали. Мы поколение, которое читало «Войну и мир» или «Дон Кихота» целиком, несмотря на их объем. Не в виде комиксов. Я никогда не скажу, что нынешнее поколение круче нашего. Потому что оно зачастую не читало. Здесь можно упрекать время, темп жизни, но, я думаю, можно упрекать и писателей или режиссеров, которые…
– У которых не получается быть и актуальными, и вечными одновременно?
– Понимаете, они создают свои произведения, может быть, оскароносные, и утверждают, что это шедевр. Но когда молодой человек посмотрит какой-нибудь современный шедевр или прочитает какой-нибудь распиаренный шедевр, он потом также относится и к предыдущим. Думает: «А, это тоже пиар». Реклама, она, конечно, убивает интерес к хорошим фильмам и хорошим книгам. Потому что люди перестают верить рекламе, не видят за ней где настоящая книга, а где так - подделка.
– Очень приятно в Бишкеке видеть людей, свободно и охотно разговаривающих на русском языке. Я был на книжном развале, видимо, рядом был медицинский вуз, там лежало очень много отличных книг, практически все на русском языке.
Особые отношения между Кыргызстаном и Россией сохраняются. Может быть, во многом, благодаря культурным кодам, которые привнесли наши классики. Как вы думаете, совместное трепетное отношение к нашим классикам какое может оказать влияние на кыргызско-российские отношения, в каких направлениях?
– Трепетное отношение к нашим классикам, которые формировали нашу базовую культуру, и, не побоюсь этого слова, русскоязычную культуру…
– Не будучи русскими, но россиянами и жителями Союза...
– Понимаете, это все-таки советская культура, языком общения которой был русский язык. Поэтому здесь речь не идет о русификации, речь идет об общей культуре. Конечно, трепетное отношение к классикам обеспечивает то, чтобы мы относились трепетно, бережно к нашей истории, к нашему советскому прошлому. Чтобы его не шельмовали, не обзывали «совком», а понимали, что это время наших отцов и дедов, которые жили в трудное время и построили нынешнюю нашу культуру, нашу литературу, нашу экономику, благодаря которой мы сейчас и живем и которую наши коррупционеры разворовывают, разворовывают и никак не могут разворовать. Эту несчастную «неэффективную» советскую экономику всё никак не могут разворовать уже тридцать лет. Подчеркиваю, что это трепетное отношение к классикам - это одновременно и трепетное отношение к нашему прошлому, нашей истории. И, как говорил великий Расул Гамзатов: «Если ты в прошлое стреляешь из пистолета, то оно в тебя выстрелит из пушки». Вот в этом смысл.
Суровая осенняя красота альпийских лугов Кыргызстана. За облаком - Пик Владимира Путина (4446 м). Фото: Шамиль Валеев
Но я бы хотел бы, пользуясь случаем и этими вопросами, отметить вот что: я вот киргиз, кыргыз, как у нас сегодня говорят, воспитанный в Советском Союзе. Мои дети и дети моего поколения говорят на русском языке так, что со многими россиянами мы можем еще поспорить, кто лучше знает русский язык и русскую литературу. Боюсь, что внуки наши будут уже менее конкурентноспособны.
Если так будет продолжаться, в будущем, пусть не внуки, но правнуки будут говорить если не с переводчиком, то с большим акцентом. И я не могу утверждать, что это будет английский язык – я имею в виду переводчика – это может оказаться и китайский язык. Все зависит от инициативы, позиции, и не только политиков, но и деятелей культуры. Тех, кто бережно относится к памяти Мустая, или тех, кто относится бережно к шедеврам Голливуда, или к творениям китайских классиков. Это тоже очень важно. Китайцы, почему я их отметил - не только потому, что их полтора миллиарда - а потому, что китайцы до сих пор ценят не только Конфуция, но и Пу Сунлина и всех своих древних, бережно к ним относятся. Американцы тоже, вернее англоязычные, англосаксы, тоже охраняют свою культуру.
– Никто от своей культуры не отказывается из тех, кого вы назвали…
– Хотелось бы, чтобы вы, наша братская Россия более нежно относились к своей культуре, к своей истории. Потому что это и наша история, и наша культура киргизов. И мне не хочется, чтобы, когда я говорил слово «культура», я произносил слово «увы».
Бишкек-Ак-Суу, 28 сентября 2017 года. Интервью подготовил Шамиль Валеев.
Биографическая справка.
ОРМУШЕВ Калнур Келдибекович, 1955 г.р., советник при ректорате КНУ им.Ж.Баласагына.
Кандидат экономических наук, государственный советник госслужбы КР III класса.
В недавнем прошлом - ученый секретарь секретарь президента Национальной аканемии наук КР, руководитель аппарата Счетной палаты КР, заместитель, статс-секретарь директора Государственного агентства по интеллектуальной собственности КР.
В 2005 году - заместитель главы Администрации Нарынской области КР, ранее - советник председателя Законодательного Собрания (Жогорку Кенеша) Кыргызской Республики.
В 1990-е годы - заместитель председателя правления АО «Кыргызнефтегаз», заместитель министра внешней торговли и промышленности КР, вице-президент банка IBB.
В 1980-е годы - научный сотрудник Института экономики АН Киргизской ССР, далее - старший эксперт В/О «Киргизвнешторг».
Источник: ИА "Медиакорсеть"